и умер по дороге домой. Новгородцы устроили «спасителю» пышные похороны. Каждый желающий мог попрощаться с умершим, тело Василия выставили в соборе. В конце концов вспышка Черной смерти вспыхнула и в Новгороде.
«И ныне, взвратимся на ино сказание послаша Пьсковичи послы в Новъгород, и призваша к собе владыку Василья, дабы их благословил, и владыка послуша полбы их, приеха въ Псков и благослови их, и идя от них преставися на реце на Узе июля 3, и привезоша его в Hoвъгородъ, и положиша и у святей Софьи в притворе большем…3»
№2. Бессмертная моровая дева
«Повальные болезни, от которых гибнут целые поколения людей и животных, отождествлялись в языке и верованиях с представлением Смерти. В качестве богини Смерти и согласно с грамматическим родом присвоенных ей названий, зараза олицетворяется в образе мифической жены…
<…>
Завися от воздушных перемен и климатических условий, моровая язва, как и другие болезни, признавалась существом стихийным, шествующим в вихрях и владеющим огненными, молниеносными стрелами.
<…>
В большей части земель, заселенных славяно-литовским племенем, моровая язва олицетворяется женщиною огромного роста (иногда на ходулях), с распущенными косами и в белой одежде; она разъезжает по свету в повозке или заставляет какого-нибудь человека носить себя по городам и селам; своею костлявою рукою она веет на все четыре стороны красным (кровавым) или огненным платком — и вслед за взмахом ее платка все кругом вымирает.
<…>
Был жаркий день; русин сидел под деревом. Приблизилась к нему высокая женщина, закутанная в белое покрывало. «Слыхал ли ты про Моровую язву? сказала она; это — я сама. Возьми меня на плечи и обнеси по всей Руси; не минуй ни одного села, ни города; я должна везде заглянуть. Кругом тебя будут падать мертвые, но ты останешься невредим». Затем она обвилась длинными, исхудалыми руками вокруг шеи русина, и бедняк пошел со своею страшною ношею, не чувствуя ни малейшей тяжести. На пути лежало местечко, где раздавалась музыка и весело, беззаботно пировал народ; но Чума повеяла своею хусткою — и веселье исчезло: стали рыть могилы, носить гробы, кладбище и улицы наполнились трупами. Где ни проходил русинъ, всюду богатые города и деревни превращались в пустыни; бледные, дрожащие от страха жители разбегались изъ домов и в мучительных страданиях умирали в лесах, полях и по дорогам. Наконец добрался он до своего родного села; здесь проживали его старушка — мать, любимая жена и малые дети. Отчаяние и жалость овладели душою несчастного; онъ решился утопить и себя и Чуму, ухватил ее за руки и обойдя село, бросился вместе с нею с крутого берега в волны Прута; сам он утонул, но Моровая язва не могла погибнуть; с легкостью стихийного существа она поднялась из воды и, напуганная отважною смелостью человека, убежала в лесистые горы4».
«Рассказывают еще, будто Моровая дева, одетая в белое платье, объезжает города и села на высокой колеснице; останавливаясь перед домом, она машет платком п спрашивает: «что делаете?» Если ей отвечают: «Бога хвалим!» — то она не касается никого из живущих и едет далее, произнося угрюмым голосом: «хвалите Его присно и во веки веков!» А если на вопросъ Моровой девы скажут: «спим!» — то она изрекаетъ смертный приговор «спите-же вечным сном!5»
№3. Вещие женки
Если в 14 веке в Европе в распространении чумы обвиняли евреев, якобы отравляющих колодцы, то на Руси крайними оставались «ведьмы», «ведуны», «колдуны». Всех их беспощадно сжигали. В Пскове во время эпидемии Черной смерти в 1411 г. на костре сожгли двенадцать «вещих женок»6.
№4. Чума и животные
«…по народному убеждению собака одарена чрезвычайно-тонким чутьем и острым зрением: она узнает присутствие нечистых духов, чует приближение Чумы и Смерти и кидается на нихъ как верный страж домохозяина и его семьи. Когда собака воет — это считается знаком, что она видит Смерть. Отсюда возникли поверья, что Чума боится собак, что у петухов она отымает голосъ и вырывает хвосты, и что там, где владычествует нечистая сила смерти и зараза, уже не раздаются ни петушиный крик, ни собачий лай; согласно с этими, вышеприведенные малорусские заговоры отсылают сестер-лихорадок и другие болезни в те пустынные страны, где не слышится ни пения петухов, ни лая собак, ни церковного звона, т. е. собственно в царство туч, оцепененных холодным дыханием зимы (в вертепы северного ада).
Рассказывают также, что Чума не любит кошек и при удобном случае убивает их <…>. В давнее время, по словам болгар, кошка была старшею сестрою Чумы и часто била ее; теперь же, при появлении моровой язвы, кошки прячутся от нея в печах. Любопытно, что чехи, для излечения детей от сухотки, купают их в ключевой воде вместе с собакою или кошкою.
<…>
О чуме рогатого скота русские поселяне рассказывают, что это безобразная старуха, у которой руки с граблями; она называется Коровья или Товаряча Смерть и сама редко заходит в села, большей частью ее завозят. Показывается она преимущественно осенью и ранней весной, когда скотина начинает страдать от бескормицы и дурной погоды. В Феврале-месяце, но мнению крестьян, Коровья Смерть пробегает по селам — чахлая и заморенная.
Коровья Смерть нередко принимает на себя образ черной собаки или коровы, и разгуливая между стадами, заражает скотъ. … ее называют Морною коровою7.
№5. Отравленный воздух
Во время эпидемий чумы люди предпочитали реже открывать окна. Причина — смертоносный воздух. Считалось, что разгневанный на людей Бог использует небесные светила, которые в свою очередь отравляют воздушные массы, и ветер стремительно разносит заразу. Для защиты от болезни люди использовали сильные запахи, перебивающие чумную отраву.
«Когда туманные испарения и гнетущая духота зноя отравляют воздух — внезапно появляется зараза, и направляя путь свой чрез населенный местности, похищает жертвы за жертвами»8.
Впоследствии во время разгара чумных эпидемий в Москве и других городах закладывали все двери и все окна зданий, в надежде, что смертоносный ветер не сможет «просочиться» и болезнь минует обитателей. Также на дорогах возводились крепкие заставы.
«Чтобы сберечь государя и войско, поставлены были крепкие заставы на Смоленской дороге, также по Троицкой, Владимирской и другим дорогам; людям, едущим под Смоленск, велено говорить, чтобы они в Москву не заезжали, объезжали около Москвы. Здесь в государевых мастерских палатах и на казенном дворе, где государево платье, двери и окна кирпичом заклали и глиною замазали, чтоб ветер не проходил; с дворов, где обнаружилось поветрие, оставшихся в живых людей не велено выпускать: дворы эти были завалены и приставлена к ним стража»9.
№6. Полуночная вереница призраков
«Поляки уверяют, что Моровая дева разъезжает в двухколесной повозке; а лужичане рассказывают о невидимой колеснице, которая с грохотом носится по улицам в двенадцать часов ночи, и в том доме, возле которого она остановится, непременно кто-нибудь да сделается добычею смерти.…
Потеряв во время моровой язвы жену и детей, русин покинул свою хату и ушел в лес; к вечеру он развел огонь, помолился Богу и заснул. В самую полночь его разбудил страшный шум: издали неслись нестройные, дикие крики, слышались дудки и звон бубенчиков. … На высокой черной колеснице ехала Чума, сопровождаемая толпою чудовищ, стаею сов и нетопырей. Свита ее с каждым шагом более и более умножалась, потому что все, что ни попадалось на пути, даже камни и деревья превращались в чудовищные привидения и приставали к поезду. Когда вереница поравнялась с разведенным костром, Чума затянула адскую песню. Подолянин хотел было с испугу ударить в ближайшее к нему приведение топором, но и топор вырвался из его рук, превратился в живое существо на козьих ногах и понесся вслед за демонским сборищем.
